И повторится все как встарь

Об одном стихотворении А. Блока

Ночь, улица, фонарь, аптека…
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
10 октября 1912
Эти читанные – перечитанные стихи А. А. Блока вдруг поразили меня мыслью, о которой никогда не задумывалась, полагая эти 8 строк поэтическим образом безысходности, метафорой его тоскливого настроения.
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь…
А если посмотреть по-другому? Это образ «того света», зеркально повторенный, дурная бесконечность…
Был ли Блок христианином? Христианство дает нам совершенно иной «тот свет»: чистилище, рай, ад. Тут все четко.
Может быть, буддизм с его перерождением в новые и новые ипостаси в зависимости от кармы? Реинкарнация, метемпсихоз? Не буду вдаваться в подробности: вариантов множество.
Но во всех этих вариантах предусмотрено влияние поведения человека на его «посмертную судьбу». То есть, веди себя правильно, не нарушай установленных предписаний, и ты обеспечиваешь себе лучшую долю, правда, посмертно.
У Блока этого нет: сколько и как ни живи, ты заперт в эту бессмысленную канитель.
Это стихотворение написано им в 32 года, и оставалось еще 8 бурных и страшных лет, прежде чем ему удалось узнать, как Там на самом деле.
12. 02. 17 г.

Анализ стихотворения «Ночь, улица, фонарь, аптека…»

Блок глубоко переживал бездуховность, механистичность, отсутствие творческого начала в окружающей его действительности, и это побудило поэта назвать современный ему мир «страшным миром». Этот мир лишен гармонии, музыки, он глухой и бесчувственный, замкнутый, как в одном из самых известных блоковских стихотворений «Ночь, улица, фонарь, аптека…»:

Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века – Все будет так. Исхода нет. Умрешь – начнешь опять сначала И повторится все как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь. 1912

Стихотворение воспроизводит действительность («улицу»), тусклую, беспросветную («ночь», «тусклый свет»), враждебно холодную («ледяная рябь канала»). Искажается, лишается сакрального (священного) и гуманистического ореола «свет». В мировой литературе «свет» – это традиционная метафора гармонии, разума, добра, полноты жизни1. Свободы, движения нет, возможна лишь имитация движения – «ледяная рябь» на поверхности. Жизнь замерла, превратилась в бессмысленное круговращение, однообразное движение по кругу. И даже смерть в этом мире не может преодолеть унылого однообразия, потому что все повторится, все «начнешь опять сначала». Образ мрачной улицы у поэта разрастается и становится философской метафорой ограниченности жизни, ее пустоты.

Эту безысходность, замкнутость очень точно, емко выражает кольцевая композиция: в конце произведения повторяется его начальная строка. Однако здесь мы видим не просто повтор: те же слова в последних двух строках, в отличие от первой, расположены в иной последовательности. В принципе ничего не меняется, однако ощущение безысходности усиливается: некоторые перестановки внутри этого мира (перестановки слов в конце стиха) возможны, но они только подчеркивают принципиальную невозможность вырваться за пределы очерченного круга, привычного набора предметов и явлений, подчеркивают невозможность подлинной жизни, подлинного движения.

Начальная строка («Ночь, улица, фонарь, аптека») заканчивается словом «аптека», в котором ударение стоит на втором слоге от конца (женская рифма), и потому в целом строка звучит мягче, она «открыта» для последующего лирико-философского монолога, чему способствует и восходящая интонация. В конце же стихотворения слова меняются местами – завершающим оказывается другое слово: «Ночь, ледяная рябь канала, // Аптека, улица, фонарь». Слово «фонарь» является последним не только в строке, но и во всем стихотворении, а потому оно особенно важно. Причем ударение в нем стоит на последнем слоге (мужское ударение), что придает всей последней строке жесткость, резкость, придает ей итоговый характер – продолжение (прежде всего чисто интонационно, поскольку интонация нисходящая) невозможно. Ударное полноголосное сообщает последнему слову в последней строке осознанную ясность и отчетливость горькой истины.

Время и пространство стихотворения как бы ограничиваются, замыкаются, а ощущение безысходности («исхода нет») усиливается. Фонарь, таким образом, замыкает не только строку, стихотворение, но время и пространство этого небольшого блоковского шедевра.